Тихое место

Однажды Петровичем был обнаружен странный забор на пересечении двух улиц, настоящие названия которых были утеряно, наверное, еще до основания города в этом месте.
Улица, что убегала от Петровича вперед и назад испокон веков именовалась Менделеевской. Разумеется, до рождения Менделеева, она, скорей всего называлась Шаромыжнической или еще как-нибудь, но после того, как Менделеев стал знаменит – улица моментально превратилась в Менделеевскую.
— В честь Менделеева, разумеется!- восклицал любой заезжий человек.
И, как правило, не угадывал. Потому что улица так называлась в честь распивочной, что всегда находилась на этой улице.
— Водка! Точно! – восклицал опять тот же самый любой заезжий человек.
И ошибался еще раз. Никакой водки. Только вино наливом и на месте из граненых стаканов, изгрызенных не одним поколением выпивох.
— Опа.. Так Менделеев к вину не имеет никакого отношения! – восклицал неугомонный турист.
И ошибался в очередной раз. Потому как в распивочной с вином химичили всегда. Аш-два-о, понятное дело, лилось безо всякой химии и по рецептуре предков. А вот добавки, для вкуса и крепости – тут и сам Менделеев вздохнул бы от зависти. В вине было все. Спившийся учитель физики, завсегдатай распивочной, убил двадцать лет на ежевечерние исследования в попытках на глазок определить присутствие изотопов естественных радиоактивных элементов в предлагаемом вине и добился таки успеха. Всего-то за два дня до потери рассудка, на почве непонимания общественностью и беспробудного пьянства.

Поэтому всех продавцов вина из этой распивочной называли не иначе как Менделеев.
И улица была – Менделеевской. Потому как едва ли не каждый половозрелый мужчина встреченный на этой улице, либо только что слезно попрощался с Менделеевым, о чем свидетельствовала его поступь, либо направлялся на встречу с Великим Химиком.
Улица, что пересекала путь Петровича, буквально на следующий день после появления Шаромыжнической, именуемой в последствии Менделеевской, стала Отливочной.
— Из-за того, что располагалась близко к лаборатории Менделеева! – смеялся заежий турист. И наконец-то был прав.
Жители улицы постоянно отлавливали клиентов Менделеева в процессе, давшему название улицы, стыдили их всяко и били крепко, но в своей Священной Войне терпели поражение изо дня в день, из года в год, из десятилетия в десятилетие. Уж они-то точно знали, что улица называлась Огородной, но кроме них это знание не передавалась никому. Поэтому разговор с таксистом звучал примерно так:
— На Огородную, пожалуйста.
— Опа. А где у нас в городе Огородная?
— Ну как же.. По Аграрной…
— Чего? По какой?
— По Менделеевской! А там – третий поворот..
— Тююю. Отливочная чтоль? А она Огородная чтоль?
— ДА!
— Тююю. А я всегда ее как Отливочную знаю..
Ну в общем, на известном всем перекрестке, Петровичем вдруг был обнаружен забор. Причем, забор не был построен за ночь, не был перекрашен или передвинут с места. Забор на этом углу был всегда. Просто Петрович обнаружил его только в этот вечер. Раньше он его просто не замечал.
Знаете ведь как это бывает? Ну вспомните свой последний диалог с женой:
— Соседи картину купили как унас. Точь в точь.
— Какую картину, дорогая?
— Ну нашу. С тюльпанами.
— Какую нашу?
— У нас в спальне. Над кроватью. Картина. Что на ней нарисовано? Скажи мне, пожалуйста.
— Нуу. Ты меня совсем уж…. Тюльпаны нарисованы.. Конечно. Чет я отвлекся…
— Как ты можешь, а? Ну как? В спальне у нас ромашки! А тюльпаны у нас в прихожей! Ну как так, можно, а? Они ж тут уже лет пять висят!
— Дааа? Ну-ка, погоди… Хмм. Смотри… и вправду картина…
… Ну так вот. О чем бишь, мы? Забор!! На перекрестке был обнаружен высоченный забор, который здесь стоял всегда. По крайней мере Петровичу не вспоминался пейзаж в котором вместо этого забора фигурировали бы другие виды. У забора сидело не менее десяти человек, который почему-то не торопились ни к Менделееву, ни на Отливочную. Они просто сидели у забора и напряженно прислушивались к чему-то. Петрович специально минут десять внимательно смотрел на них – ни слова, ни жеста, ни друг на друга не посмотрят. Просто сидят и ждут чего-то. На забор смотрят и прислушиваются. Один даже ухо приложил.
— Але! – вежливо начал разговор Петрович – Чего ждем, народ? Каменный забор мироточить обещается?
— Тсссс! – зашикал на Петровича народ и вновь обратился в слух.
— Величие наше растет на глазах! – раздалось вдруг из-за забора.
— Оуу! – воскликнул один из слушающих и начал быстро записывать в блокнот.
— Допиши там! – предложил благодушно настроенный Петрович – Величие наше на пятках расти не может, ибо это низко. У военных величие растет на погонах. У остальных – на глазах, вызывая косоглазие, бельмы, дальнозоркость и расфокусировку. У женщин величие растет на радость мужчинам…
— Тсссс! – опять шикнули на Петровича – Не мешай!
— Я не могу без тебя! – с надрывом сказали из-за забора – Не могу и все тут. Можешь делать с этим что хочешь!
— О! Мое это! – сказал молодой человек из слушающих – Тиха все! Еще должно быть что-то.
— Чего тебе еще надо, Сеньор Чудилио? – хмыкнул Петрович – Если без тебя за забором не могут, мучаются и страдают – надо за забор лезть, а не слушать тут. Чего еще будет… Ничего тебе не будет с такой позицией!
— … все для тебя. – долетела концовка чего-то еще из-за забора.
— Не услышал!! – закричал молодой человек на Петровича – Из-за тебя не услышал!
— Надо было за забор прыгать сразу – там лучше слышно. Там бы услышал! – парировал Петрович, которому было таки неудобно за то, что помешал молодому человеку слушать – Там дама тебя просит! Исстрадалась вся! А ты тут стоишь – слушаешь. Жестокий ты человек!
— А ну марш оба отсюда! – попросили остальные слушающие – Сейчас тут пропустим все из-за вас. Идите вона подальше и там ругайтесь.
— Эхх. – попрощался со всеми молодой человек, окинул на прощанье Петровича тем еще взглядом, сплюнул презрительно и ушел за угол.
— И нечего в меня глазюками стрелять! – кинул в спину Петрович – У меня супротив таких залпов броня толстенная. У любого спроси тут – «Реагирует Петрович на взгляды молодых людей?». Люди тебе скажут. Посмеются и скажут. Я тебе в отцы гожусь! Иди вона на отца своего глазами постреляй! Ты посмотри на них. Все обидчивые стали как Прибалтийские страны.
— Вот ведь мудак этот Петрович! – зло сказали из-за забора – Старый, неадекватный дурак.
— Чтоо? – взьярился Петрович – Кто это там смелый такой?
— Точно мудак! – голосом молодого человека прокричали из-за забора.
— Я вот сейчас кому-то там устрою! – пообещал Петрович – Сейчас там кому-то участок станет тесен! Сейчас там кому-то взгрустнется очень! Сейчас там без кого-то придется обходится всем дамам!
— Козел ты, Петрович! Шумное чмо! Скандалист престарелый! Псих! – ответил десяток голосов из-за забора – Шел бы отсюда! Дать бы тебе по морде, да мараться неохота!
— Ну все. – с громким хлопком лопнуло терпение Петровича – Заготавливайте бинты там. Не расходитесь, мужики. Сейчас к вам из-за забора ваши ораторы полетят.
Петрович зашагал вдоль забора в поисках калитки и, как водится, выбрал неправильное направление изначально.
— Сейчас-сейчас – пообещал он опять мужикам, проходя мимо них обратно – Сейчас здесь будут крики.
Калитка обнаружилась шагах в тридцати.
«А ну как побьют?» — мелькнуло в голове Петровича – «Много их там вроде».
Петрович замялся у калитки – «Плюнуть что ли?… Неет…. Нельзя. Эти там смотрят. Скажут – струсил. Зайду! В драку ж не полезу – чего им на меня прыгать? Опять же с дамами вроде сидят… Зайду! »
Петрович толкнул калитку и шагнул на чью-то, утопаюшую в деревьях, частную собственность, на всякий случай втянув голову в плечи. Потому что втянутая в плечи голова – залог, что шею не сломают сразу и вообще должно как-то расположить хозяев к незванным гостям.
«А красиво тут» — оценил Петрович – «Домик, сад.. Прям рай.»
— Эээ. – позвал Петрович – Люди тут есть? Кто-то живой?
«Что-то я ерунду говорю» — подумал Петрович и решил исправиться:
— Кто-то есть?! А?!
— Всегда кто-то есть. Бэ. Обязательно живых надо? Да еще и людей? – последовательно ответили на все вопросы за спиной.
У Петровича с громким и неприличным звуком екнуло сердце и со скрипом подогнулись колени. Петрович медленно обернулся и с облегчением обнаружил за спиной мужичонку ростом всего-то метра полтора. Мужичок закрывал калитку за Петровичем.
— Откуда ж люди тут! – перешел к делу Петрович – Тут сволочи какие-то. Обзываются через забор. Обижают всяко. Главное – ничего ж не сделал. Мимо шел. А еще и женщины иже с ними!
— Я тебя обзывал? – спросил мужик – Ко мне претензии есть?
— А я знаю? – сварливо сказал Петрович – Мне через забор не видно.
— Ну посмотри на меня. Я похож на хулигана? – мужик улыбнулся Петровичу и зачем-то показал ладони. Как будто человек не может обзываться с пустыми руками. Однако Петровича почему-то именно этот жест убедил, что мужик не виноват.
— Да не! К тебе нет претензий. – протянул руку Петрович – Петрович я.
— Садовник я. – протянул руку мужик.
— О. Молодец. А зовут как? – спросил Петрович.
— Не помню. Всегда Садовником называли. – пожал плечами мужик — А какая разница?
— А никакой, действительно. – согласился Петрович – Я… Я это… Пенсионер я.
— А. Тоже неплохо. – одобрительно кивнул Садовник.
— Невозможно так жить! – донеслось из сада. – Ты мне надоел до смерти!
— Вот! Вот! Слышал? У тебя в саду кто-то есть! Я ж говорил – ругается! Меня обругали тоже. Обидно очень. – заговорил о своем Петрович.
— Нет там никого. – покачал головой Садовник.
— Я катастрофически одинок! – подтвердили из сада.
— Как же нет! Я ж слышу. Там же кто-то болтает! За дурака меня держишь? – обиделся Петрович.
— Сам посмотри. – открыл Садовник калитку в сад.
Петрович заглянул в сад. В саду кроме деревьев и травы под ней не обнаружилось никого.
— Как же.. – повернулся он к мужику – Я ж слышал только что…
— Вот я дурак был! И чего связался с ними! – сказали в саду.
Петрович развернулся и опять не увидел никого. Он шагнул в сад и тщательно его осмотрел. Заглянул за каждый ствол, оглядел каждую ветку и не обнаружил никого.
Садовник присел на скамеечку, закурил трубку и улыбался, наблюдая за Петровичем.
— Чертовщина какая-то. – растеряно сказал Петрович Садовнику – Я ж слышал.
— Ты никогда не слышал меня! И не старался услышать! – раздался мелодичный женский голос за спиной Петровича.
— Ох, ё! – испугался Петрович и резко обернулся.
За спиной не было никого.
— Что это, а? – растеряно спросил Петрович у Садовника.
— Чаю будешь? – предложил вместо ответа Садовник – Идем чай пить?
— Идем. – Петровичу стало очень страшно и неуютно в саду с голосами.
Через минут пять они сидели друг напротив друга и пили чай.
— Слышь… Садовник.. А Садовник? – в который раз спросил Петрович – А что у тебя там? Невидимки?
— Нет. – покачал головой Садовник – Невидимок не бывает. Наверное. Не верю я в них в общем. Ерунда какая-то получается. Человек – и вдруг невидимый. Его б еще в роддоме потеряли бы. Не бывает. Наверное.
— А у тебя в саду что? – возразил Петрович.
— Слова. – ответил Садовник и отхлебнул из чашки.
— Вестимо, слова. – согласился Петрович – Их же кто-то говорит? Ведь так?
— Конечно, говорит. – кивнул Садовник – Иначе зачем слова? Чтоб говорить.
— Вооот. А кто говорит? – мягко продолжил Петрович.
— Да разные люди говорят. Ты вона тоже говоришь. – опять непонятно разъяснил Садовник.
— В саду! В саду кто говорит?! – не выдержал Петрович.
— В саду никто не говорит. Там плоды созревают. – улыбнулся Садовник – Хотя, конечно, и в саду говорить можно.
— Ты дурак какой-то, а? Или издеваешься надо мной? – вскипел Петрович так, что самовару стало завидно – Я в саду… Я сам слышал!
— И я слышал. И что? – хихикнул Садовник.
— И кто у нас в садуууу? –сыграл в воспитателя детского сада Петрович.
— Никтооо! – сыграл в ребенка Садовник и засмеялся.
— Злой ты! – обиделся Петрович – Трудно сказать что ли? Уйду сейчас ведь!
Петрович даже встал и сердито засопел, показывая, что вот-вот уйдет.
— Присядь, Петрович. – миролюбиво сказал Садовник — Просто скучно мне. А ты забавно так волнуешься. А потом я все объясню и станет неинтересно тебе. Пропадет азарт.
— А если не скажешь – мне тоже станет неинтересно. – присел Петрович – Потому как я сейчас помру от любопытства, а у жмуриков интересы очень ограничены. Мало чем интересуются. Ну расскажи, что там у тебя.
— Слова. – сказал Садовник.
— Опять?! – взвыл Петрович.
— Неа. Слова у меня там растут. В саду. – серьезно сказал Садовник.
— Не понял? – действительно не понял Петрович.
— Слова. Слова ведь не просто так говорятся. Слово – оно назреть должно. Вот у меня и созревает. – просто сказал Садовник – Зреет, зреет. Потом с дерева срывается. Созрело стало быть. И кто-то кому-то эти слова говорит. Или не говорит. А у меня слышно. Иногда незрелое падает.
— Я готов жизнь за тебя отдать! – закричали радостно в саду.
— Вот. Незрелое как раз. Ванька-Казанова ляпнул опять кому-то. – покачал головой Садовник.
— Ленькин сын который? – уточнил Петрович.
— Он. Ляпает чего не попадя, балабол. – кивнул Садовник – Воот.
— Хахахаха! – засмеялся Петрович – Погодь-погодь. Так меня чехвостили не за забором, а те кого я доставал там? Или нет? Они ж молчали… Чет не сходится у тебя.
— Сходится, сходится. – уверил Садовник – Оно у них назрело. Просто сказать побоялись. Они ж там кто по-твоему?
— Слушатели? – попытался угадать Петрович.
— Неа. Слюнтяи они. Сидят и чужое подслушивают. А потом говорят чужими словами. Ну или подслушивают чего им готовы сказать близкие. Так себе народишко. – махнул рукой Садовник.
— Значит правильно я им мешал. – с удовлетворением сказал Петрович – Нефиг им… О! А мои слова тут не растут разве? Не слышал совсем.
— Растут. Просто у тебя в унисон получается. Созрело – сказал.
— О! И у тебя. Я-то думал эхо в саду, когда с тобой говорил. – сказал Петрович.
— И как? Неинтересно стало? – подмигнул Садовник.
— Интересно. Посидим, послушаем. – подмигнул в ответ Петрович – Налей-ка чаю еще, а?
В саду вдруг бахнуло отборным, затейливым трехэтажным матом. Да так бахнуло, что Садовник чуть чашку не выронил.
— Ого! – уважительно протянул Петрович – Вот это вызрело у Гришки- Прапора….
— Ага. Он. – согласился Садовник – Видать, споткнулся опять.
И они пили чай и неспешно говорили, пока не созрело последнее слово в саду.