Иван Сергеевич во сне видел какие-то странные вещи.
То это был чайник без носика, то это был кентавр без попоны.
А то вдруг и «Виртуозы Москвы», наигрывающие «Голуби летят над нашей зоной» и поющие хором этот плевок в сословие песен.
Фрейд однажды приснился и тот махнул рукой и сказал «Чего-то тебе дурь всякая снится. Нет чтоб бананы снились. Или огурцы. Или бабы голые. А у тебя дурь. Необъяснимая причем». А потом козлом заблеял и принялся сам себя в домино забивать.

А Ивану Сергеевичу еженощно продолжали сниться странные сны.

То вдруг земля окрашивалась в белый цвет и ее лизали олени, думая что это проступает соль земли. То какая-то неизвестная женщина, с виду бухгалтер, пальцем грозила Ивану Сергеевичу и кричала «Досмотришься ты у меня щас. Досмотришься.. Довыпячиваешь зенки». Странно было Ивану Сергеевичу: выглядит бухгалтером – калькулятор под мышкой и на повязке «главбух» написано, а слог простецкий такой. То ли фирма мелкая, то ли зарплата маленькая.

То вдруг во сне приходил Менделеев и внимательно смотрел на Ивана Сергеевича, пытаясь запомнить. Неловко было Ивану Сергеевичу – Менделееву-то надо во сне чего-нибудь новое видеть и это запоминать, а он время так бездарно тратит. Хотя, конечно, и приятно было. Но странно до остолбенения.

И сны никогда не повторялись.
Ни разу Иван Сергеевич не видел повторно огненно-красного хомяка, проклинающего Фому Аквинского за вычурность стиля.
Ни разу не повторилась Любовь Орлова, с диким смехом, свистом и притопами читающая книжку Оксаны Робски под музыку Дунаевского.
Не было двух Архимедов, орущих из ванной «Что такое штаны и почему они равны?».
Не было двух пар рождественских зайчиков в косоворотках, танцующих страстное танго под надписью «Выйдите все вон, сволочи!».

После сна про гигантскую креветку с плакатом «Нифига подобного! Йа – Богиня!», Иван Сергеевич решил не спать более по ночам, а смотреть телевизор и читать газеты.

И в первую же ночь понял, что сны его не так уж и странны. Тогда он зевнул и отправился спать.

И снилось ему как дворничиха Степанида на чистейшем французском языке обзывает бомжа клошаром. И было ему хорошо.