Крик

Крик родился ранним вечером, когда все уже вернулись с работы, но ужин еще не готов, а по телевизору идет какая-то многосерийная фигня.
Крик был качественным — хриплым, до безумия тоскливым, ужасающим. В крике было все – горечь потери, безумие, боль, страдание, бессилие. Крик летел над городом, стучась в окна благополучных семей, приходил к ужину одиноких, врывался в комнаты влюбленных пар.
— Что это, а? – спросила она – Страшно.
— Напился кто-то.- пожал плечами он, набирая воды в чайник – Вот и страдает.
— Может случилось что-то? – не унималась она – Так кричать просто так не будут.
— Может и случилось. – равнодушно бросил он и поставил чайник на плиту – Всегда у кого-то что-то случается.
— Тебе не страшно?
— Почему мне должно быть страшно? – хмыкнул он – У какого-то лузера что-то случилось – я-то причем?
— Да ты послушай! Неужели тебе не страшно? Это же вой, а не крик.
— Покричат – перестанут. – отрезал он и закрыл окна.
Крик, сквозь закрытые окна, долетал в виде протяжного стона. Как будто кто-то в квартире разучился беззвучно дышать и на выдохе однозвучно рассказывал о том, что все плохо.

— И что? Закрылся? – презрительно сказала она – Стало лучше?
— Чего ты хочешь, а? – разозлился он – Пойти добить этого крикуна? Чтоб не мучался. Добить?
— Хочу чтоб стало тихо. Хочу. Слышать этого не хочу, понимаешь? – закричала она – Я с ума сойду если это не прекратится!
— Добить его?!! – заорал он – Чего ты от меня хочешь, а?!
— Сходи. Милый, сходи. – начала скороговоркой уговаривать она – Сходи – посмотри. Может кому-то очень плохо. Сходи. Поговори с ним. А вдруг там беда? А?
— Да не пойду я. – отмахнулся он – Пусть кричит. Может перестанет?
— Как ты можешь быть таким равнодушным?! – наигранно возмутилась она – А может когда-то я буду лежать и кричать, а ко мне никто не подойдет! Представил?
— Представил. — буркнул он и спросил – Ты ведь не из за того, что тебе не наплевать на него, а просто потому что не хочешь слышать?
— Сделай что-нибудь!!! – завизжала она – Я не могу больше!!!
— Сейчас. Я сейчас схожу. Потому что не могу слышать этого больше. – пообещал он.
— Он ужасно кричит, правда? – успокоилась она – Сделай что-нибудь.
— При чем тут он? – со злостью бросил он – Я твоего визга не могу больше слышать.
И выбежал из квартиры. На улице крик жил совершенно другой жизнью – полноценной и насыщенной. Он бил по ушам, хватал ледяной рукой за сердце, пугал и звал к себе. Он быстро зашагал к тому месту, откуда лился этот хриплый ужас. Кварталы послушно убегали назад, сбегая с горки. Он упрямо поднимался на холм с твердым желанием изувечить крикуна, кем бы он не был и как бы изувечен этот крикун уже не был к тому времени, как он доберется до него.
Крикуном оказался худой, небритый мужчина, который сидел на детской площадке, выглядел совершенно спокойным, и, казалось, упивался тем криком, что исходил из его нутра.
— Заткнись! – закричал добежавший – Не ори!
— Я и не ору. – удивленно ответил небритый – С чего ты взял?
— А кто? Кто орет тогда? – взбесился добежавший – Я по-твоему ору? Я?
— хмм.. – задумался небритый – Наверное. Наверное… Нет. Точно – ты орешь. Ты. Ты стоишь тут и орешь.
— Псих! Конченный псих! – закричал добежавший и ударил небритого ногой – Мне-то с чего орать?
— Есть причины. – небритый потер ушибленный бок – Я тебя понимаю. Если бы я потерял свою женщину – я бы тоже выл так.
— Ты псих! – опешил добежавший – Никого я не терял. Все дома у меня. А у тебя нет.
— Пока. Пока не терял. – грустно сказал небритый – Но скоро потеряешь. Совсем скоро. Потому и воешь.
— Придурок. – с ненавистью выдохнул добежавший – Из дурки сбежал?
— Чайник. – спокойно сказал небритый.
— Кто чайник? – добежавшему хотелось ударить психа еще раз и бить его до тех пор, пока тот не закричит опять, но уже от боли – Кто здесь чайник, я спрашиваю?
— Здесь – никто. – опять удивился небритый – У тебя дома чайник. На плите.
— Я знаю! – закричал опять добежавший – Я знаю, что там чайник! И я бы чай уже пил, если бы не твои крики! Если бы она не взбесилась из за твоих криков.
— Не пил бы. – спокойно ответил небритый – Ты поставил его на плиту. Газ открыл, а запал не нажал. Чайники от утечки газа не закипают. А она придет на кухню, шелкнет выключателем. И все.
— Что? – опешил добежавший – Как.. Что ты говоришь? Не может быть…
В стороне рвануло неожиданно громко. Он медленно обернулся. Горело сильным желтым факелом.
«Странно. Бетон же вроде. Чему там гореть так?» — подумалось некстати – «Высоко – ветром задувает. А она…». Он обернулся и посмотрел на небритого.
— Все. Теперь можешь выть. – сочувственно сказал небритый, поднимаясь.
Он смотрел на небритого, пока тот не вошел в один из подъездов.
И, оставшись один, он закричал.
Крик был качественным — хриплым, до безумия тоскливым, ужасающим. В крике было все – горечь потери, безумие, боль, страдание, бессилие. Крик летел над городом, стучась в окна благополучных семей, приходил к ужину одиноких, врывался в комнаты влюбленных пар.