Дело не предвещало каких-то проблем. Факты, в отличие от обычных случаев, были неоспоримы, свидетелей, как настоящих, так и подставных, было больше, чем нужно.
— Следователь, давайте вы быстро ему предъявите обвинение и попьем чаю. – как-то тревожно улыбаясь сказал Генеральный Прокурор. – Большие люди просят наказать этого хулигана.
Следователь знал, о каких людях речь.
— Ставьте чайник, господин прокурор. – улыбнулся он и отправился на допрос.
— О. Еще следователь. – обвиняемый тепло улыбнулся следователю.
— Что вы мне улыбаетесь? – взвился Следователь. – Вам смешно? А я вам хочу сказать, что ничего смешного в вашем положении нет. У нас есть показания всех участников… Вам не отвертеться! Вы виновны.
— В чем это я виновен? – еще шире улыбнулся обвиняемый. – Вы должны предъявить мне обвинение.
— Вы сорвали государственное мероприятие! Тем самым причинили ущерб государству. Это, как минимум, хулиганство. – достаточно уверенно начал Следователь.
— Это были государственные народные гуляния. И я их не сорвал, а украсил. Я пришел к отдыхающим гражданам с оркестром. Мне полагается грамота за активное участие в плановых культурно-массовых мероприятиях. – заржал как минимум хулиган.
— Оркестр играл что-то непотребное! – продолжил Следователь.
— Это Президентский оркестр. – покачал головой обвиняемый. – Он не может играть что-то непотребное. Мы познакомились на площади после основной части. Вам следует быть осторожнее, господин Следователь, только что вы обвинили государственную комиссию по музыке и творчеству в некомпетентности. На запись, причем. Доверие вещь зыбкая, тем более к силовикам… Нет, они все достойны доверия, но нужен постоянный контроль. Поэтому предположу, что этот разговор записывается.
— Конечно, записывается. Но вы напоили оркестр!
— Я поздравил с государственным праздником людей, состоящих на государственной службе. Вы же поймите… Вот скажите — Государственное содержание этих людей более чем достойно, не правда ли?
— Безусловно. Это уровень…
— Поэтому, я никак не мог предположить, что они увлекутся бесплатным алкоголем. Зачем пить про запас людям, которые способны сами себе купить алкоголь? Так что я не ограничивал в потреблении государственных служащих. И мы вместе с ними решили поздравить граждан с праздником.
— Хорошо, допустим! Почему вы раздали им разные ноты?
— Я не музыкант, господин следователь. Мы продолжали у меня дома. Там родилась мысль сыграть для граждан. Оркестр сообщил, что сдал все ноты после официальной части церемонимейстеру. И что оркестр не может играть без нот. Я раздал им всем все ноты, которые обнаружились в моем доме. Но их тридцать человек, а я обычный обыватель. У меня нет тридцати копий нот каждой композиции. Я раздал те, что были.
— Шесть копий государственного гимна, три копии оды Президенту, пять копий гимна Парламента, четыре копии гимна Правительства, две — гимна Премьера и десять копий народной песенки про Дурачка с Дудкой?
— Я патриот и интересуюсь национальной культурой. – кивнул обвиняемый. – У меня не было других нот.
— Вы не могли не осознавать, какая какофония получится!
— Почему? Я не музыкант, а обыватель. И на мой взгляд получился чудный танцевальный микс. Ну, уже ближе к площади. Когда мы выходили из дома – все звучало хуже. Но мы собрались, сыгрались, и все стало лучше. Нам очень помогли сочувствующие граждане, которые задали ритм ладошками и радостными криками. Радость переполняла всех, и мы несли ее всем гражданам на площади.
— Это несанкционированное собрание в общественных местах! – выпалил следователь.
— Это организованное шествие к официальному месту празднования, явка на которое была объявлена обязательной. Вы ведь не станете спорить с указом Правительства?
— Не стану. Но вы… Вы пели! – выпалил Следователь.
— Да? – удивился обвиняемый. – Я бы не назвал это пением. Скорее декламацией. Но это рвалась наружу радость по поводу государственного праздника. Это неподсудно, как мне кажется.
— Но вы раздали слова всем желающим! – продолжил Следователь.
— Да. Я решил, что будет неправильно, если все будут петь или декламировать разное. В этом плане я полностью солидарен с нашим Правительством.
— То есть, вы приготовили слова песни заранее?
— Конечно. Я распечатал пять сотен копий. Не всем хватило, но там еще была ссылка на слова, и граждане могли скачать это все на смартфоны.
— А вот вы и попались! – обрадовался Следователь. – Согласно закону о Песнях, нельзя исполнять композиции, которые не прошли утверждение в госкомиссии по официальным текстам.
— Я помнил об этом законе. Поэтому озаботился тем, чтобы у всех были заверенные тексты. Это не совсем песня, это заголовки новостей с государственного информационного портала, которые подходили по размеру и рифме. Они утверждаются той же комиссией. Так говорится на сайте.
— То есть, вы ничего такого не сделали? Это не вы сделали так, чтобы на площади оказалась куча пьяных людей, которые пляшут и орут заголовки официальных новостей под микс государственных гимнов и народных песен?!
— Я бы, Следователь, не стал бы столь пренебрежительно отзываться о манере празднования, утвержденной нашим мудрым правительством. И люди на площади очень тепло нас приняли и поддержали.
— Это быдло всегда…
— Вы же не о правительстве сейчас?
— Нет, я про…
— Чудно, чудно. Про людей на государственных народных гуляниях? Вы уверены?,
— Прекратите! Я не про них, а про вас!
— Следователь, вы же умный человек. Что вы напишете в обвинительном заключении?
— Вы издевательски…. Вы планомерно выставили официальные новости… Вы смешали…. Вы не имеете права искажать государственные мелодии!
— Никто не искажал, следователь. Каждый из музыкантов играл свою партию безошибочно. Это же президентский оркестр! Что вы несете?!
— Вы заставили танцевать политическую элиту под это безо….
— Видите? Не нужно использовать слово «безобразие» для официальных новостей и государственных гимнов. Мы никого не можем заставить танцевать. Мы же не министерство церемониальных и праздничных танцев. Мы танцевали сами.
— И смеялись!
— Да. Это праздник! Мы танцевали и смеялись.
— Вы понимаете, что элита… Наше мудрое правительство…. Что они — очень умные и культурные люди?! Что им понятно, насколько дикий микс и издевательство вы привели на площать. Но они еще очень коммуникабельны и на стороне народа. И не могут не танцевать и не смеяться там, где народ танцует и смеется?! Вы понимаете, что им пришлось пережить?! Насколько это оскорбительно для мыслящего человека?!
— Следователь…
— Заткнитесь! Вы выставили лучших людей какими-то трахнутыми клоунами!
— Следователь…
— Я сказал — молчать! Они обязаны были смеяться и радоваться под новости! Танцевать прилюдно!
— Следователь!
— Молчать! – заорал Следователь.
— Я молчу! – покачал головой обвиняемый.
— А кто это говорит тогда!
— Отдел внутреннего контроля, Следователь. Вы арестованы! – на плечо Следователя легла чья-то крепкая ладонь.
— За что?
— Закон о лояльности. Нельзя критиковать официальные мелодии и тексты. Безобразие, какофония, умным людям оскорбительно радоваться под новости… Вы в своем уме?! Пройдемте.
Щелкнули наручники. Следователя вывели из комнаты для допросов.
— Двенадцать. – улыбнулся обвиняемый. – Еще восемь следователей и принесут Грамоту.
Добавить комментарий