Василий Петрович шел себе по улице, думал о чем-то своем и не заметил, что забрел в какое-то незнакомое место. Нет, вроде бы, все было как обычно – неприбрано так, захламлено, пыль кругом. В общем, обычный центр города. Но граффити на стене вместо обычного РЭП, Металл и брейкданстим было строгим шрифтом обозначено «Василий Петрович – центр Вселенной», «Васька – Король!» и «Вася лучше всех.» Удивился Василий Петрович и побрел по улице, пиная банки консервные и пачки сигаретные. Идет, идет, а народу на улице нет совсем. Хотя, вроде как следы пребывания людей есть и в предостаточном количестве. То наплевано на углу, но нагажено. То мусора куча лежит и еще даже пыль не осела. Значит, вот буквально только что, высыпали мусор. А кто высыпал и куда делся – непонятно совсем.
— Вы это прекратите хулиганить! – строго сказал Василий Петрович. – Взяли моду – гадить повсюду. Уже ведь до предела все дошло. Стоит взор облакам обратить, как ногами во что-нибудь вляпаешься. Птьфуй!
— Рот бы закрыл. – сказали откуда-то сверху. – Санитар леса нашелся. Эколог.
Василий Петрович оглядел все без исключения наглухо закрытые окна. Собеседника не было видно.
— Слышь, голос совести, — обратился Василий Петрович. – ты б мурло свое показал. Глядишь, и общаться сподручнее станет.
Вместо ответа откуда-то прилетел внушительный пакет, лопнул от удара о землю и повсюду закружились какие-то бумажки. Василий Петрович поймал одну, расправил и прочел:
— Я всю ночь думала о тебе. Ты обещал позвонить. Наверное, не хватило времени или было неудобно. Я представляла, как ты сидишь, читаешь, делаешь уроки. И мне было тепло. Твоя, Настя.
— Бред какой. – хмыкнул Василий Петрович. – Есть же дуры. Некогда было ему, как же. Где-то с другой девочкой обжимался по углам. А эта сидит и думает. Тургеневская такая.
— С кем обжимался? – спросили ниоткуда.
— С кем попало! – ответил Василий Петрович, оглядывая окна. – Ну а чего ему? Молодой же небось. Если дать выбор : пообжиматься или позвонить кому – ясно же что выберет. Звонки-то в том возрасте какие? Наберешь и талдычишь – «А что ты щас делаешь? А полчаса назад? А час? А собираешься чего?». А то и молчишь тупо, вздыхаешь по-коровьи. И шепчешь «я люблю тебя». Чтоб не дай бог не услышал никто. Или потому что так – романтичнее. Если есть шанс сходить кого по спине погладить – ясен пень надо идти гладить.
— Подлец ты, Васька. – сказал голос и засопел яростно. – Как есть подлец.
— Да я-то причем? – возмутился Василий Петрович. – Я-то не обжимаюсь. И не обжимался.
— Ну да. – ядовито сказал голос. – Кто ж тебе даст-то? Это только я дура была.
— Да кто ты-то? – спросил Василий Петрович.
— Дважды подлец. – вздохнули сверху.
У Василия Петровича заныла шея. Он пошел дальше по улице, растирая шею. И вдруг вспомнил Настю – свою первую, школьную любовь. Ну как любовь – заболтал как-то серую мышь, а потом никак избавиться от нее не мог. Стеснялся жутко, врал, избегал. Пока девушка сама не прозрела. Тогда она просто перестала звонить, писать, разговаривать. Василию Петровичу тогда совесть в груди большую дыру прогрызла. Он подходил, спрашивал: «Ну как ты живешь, Настенька?». А потом бубнил что-то, о том, что даже если отношения не удались, они могут быть друзьями и цивилизованными людьми. Неприятные, в общем, воспоминания.
И тут Василий Петрович, начал узнавать окрестности:
Вот подъезд, который выглядит точно так же, как выглядел тот подъезд, в котором Василий Петрович написал все что он думает о Людке из шестнадцатой квартиры.
Ветер гоняет по земле фантики только знакомы конфет – раковая шейка да каменный ирис.
Вот чайник, который Василий Петрович спер в одном незапертом подвале. Вроде незачем чайник, да как-то сам тогда к руке прилип.
Вот ремень, которым лупили друга Петьку, когда Васька на него совершенно нечаянно настучал своим родителям. Он-то думал, что они просто посмеются, над желанием Петька спрыгнуть с гаража, да оценят благоразумие собственного сына, а они пошли да Петькиным все рассказали. Оказалось, что Петькины родители скандал поднимали по поводу сломанного шифера на их гараже. А шифер-то вовсе и не под Петькой проломился…
В этот момент, Василий Петрович, вдруг впилился башкой в фонарный столб.
— Ай-йа! – аж присел Василий Петрович.
— Эко вы, мужчина, в себя ушли. –засмеялась какая-то добрая старушка. – Столбов не видите.
— Ушел. – пробурчал Василий Петрович. – Скучно там. Пусто и неприветливо. Лучше б в кино сходил. Или в пивную.